Прощальный поклон

У меня сомнений не было, гр-н Б. не кто иной, как Боголепов Николай Николаевич, мой давний знакомый, которого до этого я часто встречал на улицах нашего города, но вот в последний месяц он действительно пропал. Может, приболел, думалось мне, дома находится или в больнице… Оказалось – ни то, ни другое… Умер Николай Николаевич, а я и не знал. И не узнал бы ещё долгое время, если бы не полицейские сводки.

Минул месяц, который я находился в раздумье, – писать или не писать про Н.Н. Боголепова? Этично ли? Какое-то беспокойное чувство владело мною. Словно мог, но не сказал я последнего слова покинувшему этот мир, не оказался у гроба в тот момент, когда его опускали в могилу, не сказал напоследок: «Вот и уходишь ты, Николай Николаевич!» И вот всё же решил изложить те мысли, которые пришли на ум, когда прочитал трагическое сообщение в сводках, да, собственно, приходили и раньше, когда я в очередной раз замечал издалека высокую худощавую фигуру этого человека.

Был ли он мне другом? В прямом смысле этого слова – нет. Даже в возрастном отношении между нами разница в тридцать лет, так что вряд ли нас могли сблизить какие-то мысли или интересы. Я, безусловно, знал, кто такой Николай Николаевич Боголепов. Могу ошибиться в деталях, но это был неплохой спортсмен, один из пионеров заволжского спорта пятидесятых-шестидесятых годов, защищавший его честь на соревнованиях областного уровня, и неоднократно при этом побеждавший, в дальнейшем он работал учителем физкультуры в различных учебных заведениях города и ушёл на пенсию уже в почтенном возрасте. Наши пути пересеклись один-два раза, когда мой сын учился в средней школе № 3 и отзывался о Николае Николаевиче как об «отличном дядьке». «Дядька» Николай Николаевич заманил его в секцию по лыжам, настоял на том, чтобы сын посещал бассейн, посоветовал записаться в шахматную секцию. Сын, однако, занимался всеми этими видами спорта просто для укрепления своего здоровья и ума, даже не думая о том, чтобы заняться чем-нибудь профессионально. Какие-то спортивные задатки учитель физкультуры Боголепов в моего сына, конечно же, вложил, но вот настоящего спортсмена из него не получилось. То есть, можно было предположить, что Н.Н. Боголепов в спортивном будущем моего сына разочаровался, как и в его способностях. Но жизнь показала, что, если даже это и случилось, то никак не повлияло на человеческое отношение бывшего учителя физкультуры к своему бывшему школьному воспитаннику. И вот тут-то передо мной встаёт одна из загадок Н.Н. Боголепова. А загадка вот какая – до какого времени бывший учитель может при встрече с родителями спрашивать-интересоваться судьбой сына (или дочери): как здоровье, где живёт, отслужил ли армию, не женился ли, есть ли дети? Эти вопросы Николай Николаевич задавал мне каждый раз при встрече со мной (а это, поверьте, проходило довольно часто, городок-то наш небольшой, и ходим мы зачастую по одним и тем же дорожкам), и я понял, что задавал он их не из праздного любопытства, он в действительности желал, чтобы у моего сына всё было хорошо. Искренне желал и всегда завершал наш небольшой разговор одними и теми же словами: «Передай сыну от меня привет!»

Привет сыну, привет другу, знакомому… Как часто мы не задумываемся о силе и значении простых вроде бы слов, считаем их банальными, пустячными. Но произнесём – «привет». Вам не кажется, что за словом этим скрывается нечто радостное, неуловимо откровенное, притягательно родное? И пусть далеко находится человек, а вот произнес он «привет!» и словно бы ближе стал, рядом.

Николай Николаевич Боголепов не жалел добрых слов для человека, не считал их за обычный ритуал. Он готов был самым внимательным образом выслушать, дать совет, приобод-рить. Причём, я это очень скоро понял, его интересовала не только судьба моего сына, не отличника и не спортсмена, а просто одного из многочисленного ряда воспитанников тренера и учителя физкультуры Боголепова. Его интересовала судьба каждого молодого человека, с которым его сталкивала судьба. А их за время его тренерской и педагогической деятельности на стадионе и в городских учебных заведениях у него было немало, не одна сотня. И вот идём с Николаем Николаевичем, ведём беседу, а с ним то один человек поздоровается, то другой руку пожмёт, то третий радушно спросит: «Как дела, Николаич?» Выросли дети, которых он растил и пестовал, из которых «делал чемпионов», стали взрослыми, но запомнили навсегда доброжелательного и терпеливого их учителя, авторитетного Николая Николаевича. А он остановится, узнает во встречном своего «птенца», и просто, как у родного, спросит: «Как жизнь молодая?»

Чаще всего я встречал его идущим по проспекту Мира в сторону садов Финского посёлка – до недавнего времени и у него там был сад. Он по-офицерски, в шутку, прикладывал правую руку к голове – «Честь имею!», останавливался и заводил беседу. В завершении обязательно передавал привет.

В какой-то момент я понял, что таким образом, останавливаясь со своими знакомыми, расспрашивая их о здоровье и детях, он преодолевал своё одиночество: поговорил, перемолвился словечком – и вот, кажется, что ты уже не один. «Подзарядившись» разговорами, он шёл к себе домой, в квартиру на улицу Пушкина и там, открывая, а потом закрывая дверь ключом, вновь оказывался один в четырёх стенах. Хотя, допускаю, что общительность Николая Николаевича распространялась на достаточно широкий круг его знакомых, которые переступали порог его холостяцкой квартиры. У него давно уже не было жены, сын получил высокий армейский чин и с семьёй проживал в Москве. Как-то глядя на достаточно скромную одежду Николая Николаевича, я спросил его: «Слушай, так может тебе в Москву, будешь там как сыр в масле кататься?» О высоком положении сына он говорил очень охотно, как не раз подтверждал и то, что сын его зовёт и всегда готов забрать к себе. «Я отказался», - отвечал он.

Почему? И тут возникает вторая загадка Н.Н. Боголепова. Конечно, можно говорить, что чужая семья – потёмки. Выпытывать и расспрашивать на деликатную тему – это ворошить прошлое, может быть не всегда удобное и приятное. Но в какой-то момент я понял, отчего Николай Николаевич никогда не поедет жить к сыну в Москву. Не будет же он там изо дня в день сидеть, пусть и в роскошных апартаментах, захочется и на улицу выйти, сходить в булочную, поговорить о том о сём со старичками на лавочке во дворе. Но о чём ему беседовать с этими московскими старожилами, что может связывать его, бывшего спортсмена и учителя физкультуры города Заволжья, с ними, какими нитями и воспоминаниями? В Заволжье ему знакома каждая улочка и переулок, с ним с первым здоровается почти полгорода и тема для беседы не подбирается, она находится тут же – как живёт такой-то? что случилось с таким-то? а вот в наши-то годы… А в этом непривычном с безликими детскими городками и почтенными столичными старцами московском дворе с кем бы он завёл задушевный разговор?

В последнее время было заметно, что Николай Николаевич сдал – и походка стала не та, и цвет лица – какой-то землистый. Что не мешало ему отшучиваться: «Так я же монголо-татарских кровей, от ветра и солнца – лучших их друзей – загораю моментально». Он засиживался в компаниях на лавочках на проспекте Мира и в обществе людей своего возраста словно бы сбрасывал лет двадцать-тридцать, его голос звучал по-прежнему приветливо и оживлённо. Разве был он болен? Разве мог позволить себе человек, который в лучшие свои годы преодолевал не один барьер, не одну лыжную дистанцию, закалялся, как в песне пелось, «как сталь», вдруг расслабиться до такой степени, чтобы идти на поклон к докторам, просить их лечить его лекарствами и снадобьями? Если и набегала какая хворь, то таил её Николай Николаевич в себе, ни от кого помощи не требуя и не надоедая никому тоскливыми причитаниями. Оптимист, он никогда не чувствовал себя сломленным и не шёл ни к кому на поклон.

Когда квартира № 83 была вскрыта, то её хозяин был найден умершим вот уже несколько дней. Что помешало ему по телефону набрать номер скорой помощи и всё-таки обратиться к врачам, чтобы они сняли боль, излечили от недуга? Этого уже не узнать. И в этом скрывается для меня ещё одна загадка Н.Н. Боголепова. Я могу лишь допустить, что здесь мог сыграть свою роль комплекс пожилого одинокого человека: он почувствовал, что пришёл тот час и тот миг, когда Всевышний решил забрать его к себе на небо, и не надо этому противиться и мешать, Час пробил…

Все мы смертны. Но после нас остаются наши дела. Уверен, что в памяти многих заволжан Николай Николаевич Боголепов остался человеком большой души и огромного сердца, частицами которого он щедро делился со всеми, с кем сводила его жизнь.

Анатолий Рисинец